Единство партии и государства
Спустя четыре месяца после того, как рейхстаг отрекся от своих демократических прав и обязанностей, республика беспрепятственно сменилась однопартийным тоталитарным государством. Следующим шагом в укреплении тоталитарной системы стало сращивание Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП) с государством, которое она превратила, можно сказать, в свое монопольное владение. 1 декабря 1933 г. был принят специальный закон «Об обеспечении единства партии и государства», в котором говорилось, что «НСДАП является носительницей германской государственности и неразрывно связана с государством». В результате государство стало партийным, а партия — государственной. Лидеры партии одновременно являлись и руководителями государства. Так,
A. Гитлер в партии — вождь нации, а в государстве — рейхсканцлер; Г. Геринг в партии — рейхсфюрер СА (штурмовые отряды) и СС, а в государстве — министр авиации, министр-президент Пруссии и руководитель четырехлетнего экономического плана по подготовке к войне; Г. Гиммлер в партии — рейхсфюрер СС, в государстве — член Имперского совета обороны, а позднее и министр внутренних дел; Й. Геббельс отвечает за пропаганду и внутри партии, и в государстве, являясь одновременно куратором всей немецкой культуры и гауляйте-ром Берлина. Министерские посты или кресла членов Имперского совета обороны занимали и прочие высшие руководители партии: Р. Гесс, А. Розенберг, И. Риббентроп, В. Дарре,
B. Лей, X. Франк, В. Фрик.
К концу 1933 г. все руководящие должности в имперских, земельных и местных органах власти заняли члены партии. Кандидатов на эти посты могли выдвигать только местные организации НСДАП. Жесткая централизация практически ликвидировала всякое местное самоуправление. Ни один чиновник не мог оставаться вне рядов нацистской партии. Под строгий контроль были поставлены и суды, членами которых назначались только обладатели партийных билетов.
Таким образом, все государственные органы оказались под всеобъемлющим контролем национал-социалистов. Более того, в Третьем рейхе не мог быть принят ни один закон, если руководство партии его предварительно не одобрило. Утверждение законов рейхстагом свелось к простой формальности, поскольку абсолютное его большинство составляли нацисты, а сам парламент был не отличим от партийного съезда, когда единодушно голосовал за все законы, уже завизированные в партийной канцелярии.
На съезде в Нюрнберге в 1935 г. Гитлер откровенно определил место нацистской партии в Германии: «Не государство дает нам приказы, а мы даем приказы государству». Если государство получило политическое благословение партии, то и партия оказалась под юридической защитой государства. Преступления против партии, подрыв ее престижа критическими высказываниями или даже политическими анекдотами наказывались тюремным заключением или отправкой в концлагерь, а нередко смертной казнью. Срастание партийного аппарата с государственными органами было настолько тесным, что практически нельзя было различить, где начинается партия и кончается государство. Государственные учреждения стали насквозь партийными и политизированными, а партийные органы превратились в государственно-бюрократические организации.
Национал-социалистическая партия из традиционной политической партии превратилась в государственно-принудительное образование. В сущности, члены партии не подчинялись законам государства, в частности они не могли привлекаться к обычной уголовной или гражданской ответственности. Совершивший преступление член НСДАП вначале исключался партийным судом из ее рядов, а лишь затем как рядовой гражданин Германии предавался обычному уголовному суду. Но большей частью партийные суды находили, что партийцем-преступником «двигали истинно национал-социалистические побуждения, а не какие-либо низкие намерения».
Обычной практикой стали и характерные для тоталитарной системы телефонные указания партийных руководителей судьям о вынесении соответствующего приговора. А поскольку все судьи были обязаны состоять в национал-социалистической партии, то такие указания становились для них обязательными. Единство партии и государства распространялось и на идеологию. Как партийное знамя легко превратилось в государственный флаг, так и нацистская партийная идеология стала государственной. Как монопольно правящей стала партия, так и монопольно господствующей оказалась и ее идеология. По словам Гитлера, если «национал-социализм как идеология не хочет сам себя уничтожить, он должен быть нетерпимым, т. е. при всех обстоятельствах отстаивать и проводить правоту своих взглядов и директив». Вторя фюреру, Геббельс заявил, что тот, кто не является национал-социалистом, не может оказаться правым.